- Просто заметил, что у вас пустая кружка и решил предложить вам ее наполнить, - мягко ответил он, наблюдая за реакцией омеги.

- Что же, спасибо за заботу, - мягко улыбнулся омега, после чего бросил на мага лукавый взгляд. - Только если это все лесть, то не ждите, что я вам за это жалование прибавлю?

- Это еще почему? – в шутку возмутился маг, заставив омегу улыбнуться еще шире.

- У меня нет таких полномочий.

Они оба засмеялись, после чего звонко чокнулись и еще раз поздравили друг друга с праздником.

В павшем городе творилась настоящая неразбериха. Солдаты, которые остались на своих постах, продолжали оборонять граждан, которые пытались выбраться из пылающей крепости. Вместо того, чтобы их защищать, родные стены стали для них ловушкой, из которой выбирались единицы, но их тут же убивали авари, которые только и ждали, когда очередной несчастный появится в поле их зрения и позволит им хоть на несколько мгновений утолить это изматывающее и невыносимое чувство голода. Магический огонь быстро охватил город, и его не смогли потушить ни многочисленные ведра с водой, ни маги, которые безрезультатно посылали снежные заклинания на колдовские языки пламени, которые распространялись как на деревянные крыши, так и на каменные тротуары. Вскоре началась паника, которая погрузила пылающий город в панику. Загнанные в ловушку люди окончательно обезумели и начинали прыгать с высоких стен, в надежде уйти от этого испепеляющего жара, который расплавлял кожу и оставлял на ней жуткие ожоги. Граница Западной провинции явно не была готова к такому быстрому вторжению Мятежников, но даже если бы и были, город все равно пал.

Арнен не жалел сил, стараясь преодолеть боль и слабость, которые пришли вслед за большим расходом сил на мощное заклинание, которое он давно берег для особого случая. Ему нужно было эффектное появление, чтобы заставить Альянс перебросить основные войска на запад. А что могло было быть эффектнее, чем огромный каменный факел с кричащими и горящими людьми?

Через несколько часов все жители были убиты. Город пал, так и не успев оказать сопротивления.

- 34 -

Сны бывают разные. Они непредсказуемы, никогда не повторяются, но могут запомниться надолго или же стереться из памяти в первые мгновения бодрствования. Бывают чудесные сны. Легкие, естественные, родные, после них просыпаешься отдохнувшим и без тревоги не душе. Такие сны давно уже стали для Кальна символом старой жизни, в которой были образы мягких улыбок отца, первых уроков стрельбы из лука и игр с братом. Кальн бережно хранил их в своей памяти как сокровище, и лишь иногда позволял себе ненадолго «достать» их и совсем чуть-чуть полюбоваться, чтобы напомнить себе, зачем он воевал, и ради чего были все эти жертвы. Без этих снов Кальн бы давно потерялся в этом сумбурном потоке реального мира. Но сны могут быть как приятными, так и по-настоящему страшными, но, зачастую, увидев такой сон однажды и проснувшись посреди ночи с безумно колотящимся сердцем, можно вздохнуть и с уверенностью сказать, что этот кошмар больше не вернется. Но его кошмары возвращались. Каждую ночь они терзали и мучали его, сменяя образы родного дома на страшные картины его новой жизни, у которой тоже были свои символы, среди которых не было места сентиментальным улыбкам и беззаботности.

Образы новой жизни были наполнены картинами сражения, свистом стрел, криками и боевыми кличами пехоты, ржанием лошадей и безумными плясками окровавленных клинков, стеганой курткой с выцветшим фениксом на спине. Вот каков сон, что повторяется раз за разом и преследует Кальна, не давая ему ни на минуту забыть о том, что назад пути уже не было – его перегородили колдуны со своим непонятным и диким желанием убивать. И если при свете дня куртку можно было закинуть в дальний угол комнаты, а сны оттеснить куда-то на периферию сознания, то ночью они возвращались. Всегда. Новые сны были предсказуемыми, с одинаковым сюжетом, и все, как один, холодны и безнадежны. Прямо как тот день: серые тучи, закрывшие собою небо, дым костров и огромное количество тел, устилавших землю. Правда, с недавних пор немного поменялся сюжет, и если в нем всегда были Его ледяные глаза и куртка с изображением птицы, похожая на кляксу, то остальные детали время от времени менялись. Например, закат багрово-красный, похожий на тот, что дарит солнце прежде чем уйти за горизонт… а может быть, она действительно вся покрыта кровью павших воинов.

Во всяком случае, Кальн не хочет проверять, а просто стоит на месте, не в силах сделать хоть шаг. Он не может понять, чего он боится. Может того, что под ногами захлюпает кровь, то ли того, что может произойти, если он сделает хоть шаг. На нем та самая куртка с выцветшим фениксом, в которой ужасно жарко, но Кальн прекрасно знает, что она здесь не при чем, ведь жар исходит от маленького пера, нашитого на грудь. Именно оно обжигает его кожу даже через несколько слоев грубой ткани. Между тем, вдалеке появляется человеческий силуэт, больше похожий на размытую тень, но постепенно она быстро обретает очертания, и Кальн уже не сомневается в том, кто перед ним. Брат… Он просто стоит и смотрит на него с укоризной, и все это в гнетущей тишине, которая давит со всех сторон на напряжённые барабанные перепонки. Лишь стук его собственного сердца, который начинает учащаться. Кальн никогда не замечает, как звуки исчезали, оставляя его и брата один на один посреди поля, залитого багровыми пятнами и изуродованными смертью телами. Омега просто смотрел на брата, чувствуя, как в груди разливается холод и сковывает его сердце, после чего лицо Кальна искривляется в гримасу боли. О, как многое он хотел бы сейчас сказать… например, что ему жаль, что он сожалеет о случившемся, что скучает… Но все эти слова застревают еще на подступе к сознанию, оседая горечью и невыносимой болью в его сердце.

Но он продолжает молчать и с леденящим ужасом замечает огромную рану в груди брата, из которой уже не течет кровь. Люди с такими ранами не могут жить, но он все стоял, словно не замечал на месте своего сердца огромную дыру… В какой-то момент брата начало трясти. Он закашлял, отхаркивая розовую кровавую пену и глаза его закатились, а белок окрасился в красный мерцающий цвет. Кальн стоял, не в силах пошевелиться и даже тогда, когда брат неестественно выгнулся и резко посмотрел в его сторону, омега даже не вздрогнул. Все его тело сковал леденящий душу страх, который заставлял Кальна наблюдать за всем происходящим широко распахнутыми глазами и не позволял даже дышать. Тем временем брат открыл рот, оскалив уродливые клыки, с который стекала слюна на землю и растворялась в багровых лужах крови, в после беззвучно закричал, заставив лучника вздрогнуть. На этот раз в его сон постепенно проникал какой-то шум, похожий на шорох, который становится все сильнее и сильнее… Кальн огляделся, стараясь понять, откуда он шел, но когда он вновь посмотрел в сторону брата, то невольно вздрогнул и замер, не смея пошевелиться. Теперь он стоял вплотную к лучнику и Кальн мог разглядеть каждое пятно засохшей крови на его лице, каждую рваную рану на его груди и руках… И его красные горящие глаза, наполненные безумием. Он не узнал собственного младшего брата… От осознания этой идеи становится безумно страшно.