Если говорить о старшем сыне, то альфа с ним поговорил сразу, зная, каким тот был не по годам смышленым и взрослым. Теперь, когда Милгрена не было рядом, отношение альфы к младшим детям стало еще прохладнее. Когда родился старший, он был счастлив и искренне радовался сыну, но когда омега предложил завести еще одного, он вначале отказался, зная о слабом здоровье своего мужа, но Милгрен был очарователен, когда уговаривал его, поэтому, спустя пять лет их семья стала больше. Но второй сын родился очень слабеньким и болезненным, даже несмотря на то, что успел за девять месяцев лишить своего папу здоровья, высосав из него последние силы. Взгляд альфы стал жестче и он поспешил закрыть глаза, чтобы не пугать детей. Черт, если бы он тогда был тверже, если бы только доказал любимому, что и с одним ребенком в семье было счастье, то сейчас бы ему не пришлось переживать все это. Если бы он был чуть строже, Милгрен бы не стал продвигаться дальше в своих исследованиях. Генронд до хруста сжал подлокотник, вспоминая тот день, когда к ним пришла стража и забрала Милгрена.

Генронд помнил день суда, помнил свое бессилие и перекошенные от злости лица судей, которые, не сдерживаясь, кричали на сжавшегося от страха Милгрена. Его наказали по всей строгости закона, словно он совершил нечто страшное, непростительное. Не посмотрели даже на то, что он был омегой со слабым здоровьем – со дня суда Генронд его больше никогда не видел и лишь одно единственное письмо, которое дошло до него из Магической Тюрьмы, известило его о том, что Милгрена не стало. С того самого дня он не переставал винить себя в случившемся, забыл о том, что такое крепкий сон и покой, ведь он даже не стал выступать на суде, потому что не смог добиться аудиенции у этих чертовых магов… Внезапно альфа открыл глаза и выпрямился. Маги… Ну, конечно! Все это время он винил себя, пока настоящие преступники продолжали сидеть на своих постах и творить злодеяния, ну конечно! Как же он раньше не догадался? Генронд перевел рассеянный взгляд на детей и задумался. Ну что запретного они увидели в колдовстве Милгрена, за что осудили его по всей строгости закона, даже не дав ему оправдаться и объяснить свои труды? Дети сидели на ковре и спокойно играли в свои игрушки, а его омега умер в тюрьме, искупив непонятно какие грехи!

Месть.

Генронд вздрогнул, когда осознал, насколько ясной, осознанной была эта мысль и как необходима была эта самая месть. Не хотелось продолжать их воспитывать дальше, как ни в чем не бывало. Не хотелось жить дальше, как ни в чем не бывало! В конце концов, они должны ответить за то, что разрушили некогда крепкую и почти счастливую семью. Да… такое не прощается никогда. Они должны почувствовать себя в его шкуре… Но… что он мог? Он должен был придумать нечто грандиозное, нечто воистину масштабное, чтобы эти старые хрычи смогли понять, что на самом деле есть зло, достойное максимального наказания! Взгляд скользнул по детям, играющим на полу. Скользнул и остановился. Один из них, маленький омежка, которого они взяли на попечение, подошел к его маленькому альфе и начал дергать того за рукав. Ребенок уже зевал, но не хотел идти спать без собрата по играм, у которого сна не было ни в одном глазу. Они всегда были, не разлей вода. То альфа ходил за омегой хвостиком, то омега за альфой… Постоянно вместе. Вместе играют, вместе едят, спят в одной комнате. И никто другой им не нужен. Непоседливый омега даже и не слушался никого, кроме брата. Но если альфа что-то попросит или сам начнет что-то делать, то омега обязательно прислушается и присоединится к нему. Прислушается.

- И сделает так, как хочет он, - пробормотал Генронд.

В этот момент альфе стало все предельно ясно. Теперь он был готов к будущему и знал, как ему стоило поступить. Решив не отвлекать старшего сына от чтения, Генронд встал и подошел к детям, не обращая внимания на повисшее молчание и удивленные взгляды малышей. Он присел рядом с ними на ковер и, улыбнувшись, вначале по-отечески растрепал волосы маленького альфы, а затем погладил по голове сонного омегу.

- Ну что, спать? - спросил он, пристально глядя на детей. Те лишь кивнули, и, оставив свои игрушки, подошли к нему и протянули ему свои маленькие пухленькие ручки.

Генронд поднялся на ноги, после чего взял своих младших детей за руки и повел наверх, в детскую. Впервые за несколько месяцев на душе было спокойно, ведь все кусочки мозаики встали на свои места.

***

Кровь.

Этот запах невозможно забыть. Острый, еле ощутимый, он навсегда останется в воспоминаниях и будет преследовать в кошмарах. Её уже так много, что земля не успевает ее впитывать и приходится идти по бурой грязевой каше, стараясь не замечать трупы вокруг, изрубленные мечом и изуродованные смертью. Они явно были не готовы к такой битве. Колдуны боролись до последнего, забирая с собой на тот свет до полусотни бойцов. Обезумевшие, загнанные в угол, они истощали свои резервы, посылая заклинания в беспорядочном потоке. Полевые маги Альянса не успевали блокировать их все и сами гибли рядом с бойцами пехоты. Совсем молодые парни, только вышедшие за стены академии.

Но каждый, каждый из этих воинов и магов знал, что за линией фронта остались их родные и близкие, а потому никто из них не имел права отступать. Они боролись, как дикие звери, загнанные в угол. Отчаянно, с безумием в глазах, не зная усталости. Сражались так, как призывают сражаться жрецы храма Кекри. И в благодарность суровый бог войны был милостив к воинам и магам Альянса, даруя в последний год победу за победой. Правда, эта битва почти заставила поверить Орланда в то, что своенравное божество решило поменять фаворита, но…. все обошлось. Жаль лишь, что у него не было сил радоваться близкой победе. Альфе казалось, что все эмоции покинули его еще в тот момент, когда Торан, не послушав его, бросил войска в лоб противнику, которого нельзя было недооценивать. Именно в тот момент, когда хищник и жертва поменялись местами, все эмоции – страх, злость, боль - покинули его, а руки механически двигались в безумном боевом танце, не давая противнику и шанса прорваться сквозь его защиту. Блок и рубящий удар в бок – Отступник упал на колени, схватившись за распоротое брюхо. Теперь быстро острие вверх и колющий удар в горло. Поворот вокруг своей оси и следующий противник пал от косого удара в плечо. Он развернулся, с трудом успевая блокировать удар, но боец не стал контратаковать и свалился со стрелой в спине. Кальн… Это оперение он узнает из тысячи. Значит, лучники все еще на своих позициях под предводительством бесстрашного рыжего омеги. Хоть один отряд исправно выполняет свои функции и поддерживает с тылов. Но нет времени расслабляться, нужно пробираться дальше и найти авари. Будучи ме’нором, он один из немногих, кто был способен убить этих тварей, а потому рано умирать, нужно идти дальше…

В какой-то момент им удалось переломить ход битвы и постепенно бои то тут, то там начали затихать. Переведя дыхание, альфа остановился и, задрав голову к небу, замер, приводя мысли в порядок. Теперь, когда уже не нужно было сражаться и ожидать удара с любой стороны, Орланд чувствовал, как тяжело давил на плечи доспех и как дрожали руки, которые будто налились свинцом от долгого напряжения. Он стоял и бездумно наблюдал за тем, как солнце заходило за горизонт, награждая и без того бурую землю благородным рубиновым оттенком. Звуки боя, словно поддаваясь наступающему ночному покою, постепенно стихали, уступая место стонам раненых и умирающих. Лишь где-то вдалеке все еще грохотали осадные орудия и слышался звон мечей. Закрыв глаза и глубоко вздохнув, Орланд повернулся и пошел в сторону Башни, где его меч был не лишним. Противное чавканье под ногами сменялось похрустыванием – ранней осенью по ночам уже начинались заморозки, которые быстро покрыли кровавые разводы на земле тонким слоем льда. Почему-то от этого звука ему стало жутко, но он отогнал это наваждение, решив, что еще ничего до конца не закончилось, а значит не нужно расслабляться.